Гражданская журналистика: Государство ДИН

Сергей Квачонок

Каково быть заключенным в Беларуси? А заключенным с инвалидностью? Разве такие бывают? Ведь даже наши города приспособлены под физически здоровых, безбарьерная среда - это общенациональная проблема. Но если на свободе колясочник, скрипя зубами, может скорректировать маршрут, то тюрьма - это то место, где нормы в отношении инвалидов должны в первую очередь исполняться - отмечает правозащитник центра «Весна» Павел Сапелко. Как должны исполняться и международные документы, касающиеся прав осужденных. Но, как отметил директор Офиса по правам людей с инвалидностью Сергей Дроздовский, международное право - гибкое право, его можно перешагнуть, а внутренние документы страны можно интерпретировать по-разному. В итоге, в составе семи общественных наблюдательных комиссий при Министерстве юстиции из 44 членов лишь один представитель как-то связан с правозащитниками, возможно, поэтому комиссии никогда не находили нарушений. А они есть, хотя бы потому, что люди умирают за решеткой, Государство ДИН открыто для всех, но люди с инвалидностью или те, кто имеет серьезные проблемы со здоровьем могут так и не дождаться освобождения.

Так случилось с Игорем Птичкиным, арестованным на 3 месяца за вождение автомобиля вопреки приговору суда, лишившего его права управления транспортным средством. Через несколько дней он умер в СИЗО, и матери понадобилось три года, чтобы возбудить уголовное дело и наказать виновного. Дело получилось громкое, оно широко освещалось негосударственными СМИ.

Или Олег Богданов - инвалид 3-й группы, имевший проблемы с сердцем, осужденный за пьяную драку. Его состояние в тюрьме ухудшалось с каждым днем, о чем он неоднократно писал родным, обращался в медсанчасть, но вместо помощи получал лишь взыскания за лежание на кровати. В итоге он умер на следующий день после составления завещания. И снова бесконечные отписки следователей, отказ от возбуждения уголовных дел против тюремных медиков и администрации. Вновь честь мундира стоит выше человеческой жизни - высшей гуманистической ценности, как нам сообщают школьные учебники ЧОГ (Человек. Общество. Государство).

О чести мундира так много говорится в последнее время, ее ревностно защищает министр внутренних дел Шуневич и его шунявки. В Гомельском СИЗО под постоянным прессингом находится несовершеннолетний с деменцией (инвалидность по психиатрии; приобретённое слабоумие, распад психических функций, происходящий в результате поражений мозга). Он заявляет, что его избивают и насилуют, но люди в погонах вновь не видят состава преступления и вместо проведения расследования угрожают приемной матери и самому ребенку, говоря, что если он будет давать показания против СИЗО, его отправят в самую страшную тюрьму. Это самые громкие дела, освещаемые СМИ, но никто не знает, сколько смертей и увечий люди получили в тюремных застенках, ведь сор из избы выносить не принято. Так было и с Андреем Князьковым, который получил открытую черепно-мозговую травму на производстве в колонии и добился частичной компенсации вреда спустя 5 лет.

Я никогда не задумывался, о том, что в тюрьмах могут сидеть люди с инвалидностью: в колясках, без рук, незрячие, глухие, с болезнями сердца и тяжелой формой онкологии. «Совершили преступления - пусть страдают» - зачастую к этому сводится общественное мнение, но суть наказания - в лишении свободы, а не страданиях.

Леонид Гвоздев, занимавший должность начальника исправительной колонии №17 в Шклове с 1993 по 2003 годы - той самой, в которой некогда начинал свою карьеру молодой Лукашенко досовхозного периода - рассказал, что для людей с инвалидностью и стариков в его годы был создан специальный отряд, где могло быть около 90 - 100 человек, этот отряд находился ближе всех к столовой и имел другие мелкие поблажки, в связи с физическим состоянием заключенных. По закону им полагается дополнительные посылка, медицинская бандероль, свидание, эти люди могут не работать на производстве и, если есть инвалидность, им разрешается помощник из числа этих же осужденных и выплачивается государством социальная пенсия, в те годы из пенсии высчитывалось 50% на содержание, остальное шло на погашение долгов или передавалось заключенному на личные нужды.

Сейчас, по словам правозащитницы Анастасии Жаврид, колония забирает вплоть до 90% пенсии на содержание, и вообще, человек с инвалидностью - золотая жила для колонии, ведь расходы на содержание заключенного - секретная информация, и непонятно куда идут деньги человека, поскольку никакой отчетности нет.

По словам Гвоздева, медицинская часть имеет необходимое оборудование, но если случай серьезный и тюремные врачи не могут с ним справиться, тогда заключенного переводят в местную больницу, где несколько палат оборудованы специально под заключенных с решетками на окнах и охраной, в крайнем случае заключенного этапируют в республиканскую больницу для заключенных (отделения которой разбросаны по разным тюрьмам, и, по словам правозащитников, это порой полуподвальные помещения со списанным оборудованием) специальным поездом, который ходит по определенным датам.

Согласно указу президента от 7 июня 2010 года №288 «О строительстве комплекса зданий и сооружений следственного изолятора и республиканской общесоматической больницы» в 2010 - 2015 годах планировалось ввести в эксплуатацию больницу для заключенных, несколько раз сроки переносились и теперь это, если бог даст, случится в 2020-м. Самый очевидный выход из сложившейся ситуации - сослаться на кризис, но тогда почему торжественно сдавались в эксплуатацию новые производственные корпуса в некоторых колониях в 2016-м?

Правда, в некоторых колониях есть определенные сдвиги: в могилевской тюрьме №4 оборудована камера для тех, кто испытывает сложности в самообслуживании; в исправительной колонии в Новосадах также созданы некоторые условия для людей с инвалидностью, в том числе туалет, которым, по признанию одного из заключенных с инвалидностью, пользуются обычные заключенные как элитным. Около года назад Офис по правам людей с инвалидностью направил во все исправительные учреждения письма с предложением о сотрудничестве, если у них есть люди с инвалидностью, на что получил лишь две отписки и в одном случае начальник перезвонил и поинтересовался предложением.

Тяжелое заболевание может стать смягчающим обстоятельством при вынесении приговора суда, но и правозащитники и начальник тюрьмы сходятся в одном: это редко принимается в расчет. Бывали даже случаи, когда с попавшего за решетку человека снимали инвалидность, словно он там излечился, хотя более вероятно, что обязательная комиссия по подтверждению инвалидности либо не состоялась, либо настолько «ответственно» выполнила свою работу.

Тюремное руководство может собирать врачебную комиссию и ходатайствовать перед судом об освобождении заключенного в связи с тяжелым состоянием здоровья, в практике Гвоздева были десятки случаев, когда скидывали срок, и около пяти случаев, когда заключенных освобождали, однако, по правде сказать, они были безнадежны, и их отпускали доживать. Жаврид говорит, что ей непонятны действия врачей и администрации колоний, когда у человека тяжелое состояние, но руководство не видит поводов для сбора комиссии и ходатайства об освобождении перед судом, ведь тогда ответственность можно было бы переложить на него.

В шкловской колонии не было недостатков с медикаментами, все они получались через местную аптеку, проблемы могли быть тогда, когда данного препарата не было на складе и его приходилось заказывать, в случае редких препаратов, их могли передавать родственники медицинской бандеролью. Однако в случае, Олега Богданова, мать погибшего Нина Богданова утверждает, что переданные препараты до сына так и не дошли, а он постоянно жаловался в письмах на отсутствие медикаментов, должного лечения и постоянное ухудшение самочувствия.

Как считает Леонид Гвоздев, многое зависит от личности врача - если он может махнуть рукой на заключенного, то и в обычной поликлинике он сделает то же самое. Но это скорее не системные пробелы, а ущербность личности. К сожалению, эта ущербность может стать роковой в условиях лишения свободы и невозможности выбора. Павел Сапелко об этом говорит так: «Главное, чтобы под белым врачебным халатом не скрывался человек в погонах».

Министерство здравоохранения не имеет отношения к правовому регулированию поведения тюремных медиков, хотя в его задачу входит надзор за соблюдением медицинских стандартов на всей территории РБ. По словам Дроздовского, ДИН не имеет полного штата узких специалистов и должен обращаться в гражданские медицинские учреждения, но здесь опять есть множество «но»: порой колонии с радостью бы сами избавились от заключенного с тяжелым заболеванием.

Так случилось с одним из них, обратившимся в Офис по правам людей с инвалидностью. Его заболевание не входит в перечень болезней, в связи с которыми заключенный имеет право на смягчение приговора или освобождение, хотя человек имеет целый букет заболеваний и ходит в туалет с помощью катетера, который торчит из живота, но он осужден по 328-й статье (наркотики), а за наркотики президент приказал карать жесточайше и не применять в отношении этих лиц амнистию. В итоге, человек кочует из колонии в колонию.

Анастасия Жаврид объясняет это тем, что медицинская комиссия, которая ходатайствует перед судом об освобождении заключенного, может собираться автоматически после нахождения заключенного в медсанчасти определенный срок, но этот срок обнуляется при этапировании заключенного в новое место, поэтому в данном случае нет возможности набрать нужное количество дней.

До сих пор не могу понять, по каким законам живет ДИН: смотрю видеоролик, где певица-депутат И. Дорофеева и глава Белтелерадиокомпании Г. Давыдько, посещая тюрьму №4 в Могилеве, нахваливают тюремную еду, сравнивая ее с ресторанной; разговариваю с членом Республиканской общественной наблюдательной комиссии (как говорит А. Жаврид - «комиссия, которая уполномочена наблюдать, но не фиксировать правонарушения») Владимиром Пикуликом, который после посещения мест лишения свободы (по его словам - раз в квартал по предварительному согласованию с ДИН) зачастую хочет сказать спасибо администрации тюрьмы или колонии за их труд, или общаюсь с Леонидом Гвоздевым и верю ему, посколько он абсолютно искренне и открыто рассказывает о тонкостях взаимоотношений заключенных и персонала.

А с другой стороны - неутешительные данные правозащитников, чьи просьбы на включение в состав наблюдательных комиссий отклоняет Министерство юстиции; бесконечная борьба заключенных или их родственников с пенитенциарной системой, рассказы прошедшего через колонию друга о том, что его с конъюнктивитом гоняли на работы, а из лекарств были таблетки от живота и головы - рисуют другую картину жизни внутри ДИН.

Одно можно сказать определенно: данная структура должна быть открытой, с возможностью общественного контроля и публикацией статистики по заключенным. Возможно, в этом случае смертей и случаев ухудшения состояния здоровья за решеткой станет меньше, не придется годами доказывать виновность/невиновность тюремного персонала, а милицейский мундир станет немножко чище.