МИНСК, БЕЛАРУСЬ – Небольшое аккуратное безликое помещение, огороженное забором, в жилом районе восточноевропейского города. Это бывший гараж, достаточно большой, чтобы вмещать несколько машин или, как в нашем случае, сплоченную группу человек в 50, которая собралась здесь лунной ночью в конце августа.
Бен Брэнтли, The New York Times
Пространство и время идеально пересекаются в этом помещении. Кажется правильным, что зрителей попросили взять с собой паспорта. Неважно, что их, как уже случалось несколько раз, может задержать КГБ – орган, до сих пор работающий в бывшей советской республике под старым названием. Сегодня мы празднуем разрешение путешествовать, хотя бы и с помощью непокоренной силы воображения.
Зрители смотрят спектакль «Время женщин» в минской квартире. Сергей Гудилин для The New York Times
Причина мероприятия – открытие 11-го сезона Беларусского Свободного Театра, который так и не был разрешен властями, а потому не может выступать на родине, которая, по сути, является диктатурой, с тех пор как Александр Лукашенко пришел к власти в 1994 году. Николай Халезин, Наталья Коляда и Владимир Щербань, три основателя и художественных руководителя театра, которые вынуждены были покинуть страну, как обычно, приветствуют зрителей, хотя и не присутствуют здесь лично.
Николай Халезин и Наталья Коляда на экране планшета. Сергей Гудилин для The New York Times
«Мы так рады видеть вас!» – говорит Наталья Коляда, которая сидит рядом со своим мужем Николаем Халезиным. Пара, которая бежала из Беларуси в 2011 году после ареста Коляды за участие в акции протеста против переизбрания Лукашенко и с тех живет в Лондоне, появляется на связи по скайпу на обычном планшете в красной обложке.
Планшет держит участница труппы Виктория Биран, которая сидит боком к зрителям с ироничным выражением на лице, передающим ежедневный сюрреализм жизни театра. Кукольных размеров двухмерные изображение Натальи Коляды и Николая Халезина машут зрителям, и те машут в ответ.
Влиятельная поддержка, внутренняя сила
Ирония, веселая и грустная, – это неотъемлемая часть труппы, для которой театр является и актом политической деятельности, и искусством. Жизнь труппы наполнена такими опасностями и рисками, с которыми западные исполнители вряд ли сталкиваются. Сегодняшняя постановка, которая, как всегда, бесплатна для зрителей, – это та же самая пьеса, с которой театр начал свою деятельность 10 лет назад. Это было в 2005 году в клубе «Граффити», после того как актерам запретили репетировать в государственном театре, где в то время работал Владимир Щербань.
«Психоз 4.48» Сары Кейн – это душераздирающий портрет отверженной художницы, которая совершает самоубийство (что Кейн и сделала после написания пьесы). Описание депрессии и самоубийства было расценено белорусскими цензорами как неподходящее для белорусских зрителей. Щербань, режиссер театра и в то время, и сейчас, выходит на связь по скайпу после Коляды и Халезина и рассказывает аудитории в гараже, что эта пьеса, изучение боли изгоев, стала камертоном в его жизни и работе.
Яна Русакевич в спектале Белорусского Свободного Театра «Психоз 4.48» по пьесе Сары Кейн. Сергей Гудилин для The New York Times
Объявленная вне закона труппа, в создании которой он принял участие, не только смогла выжить, но и стала самым заметным и знаменитым подпольным театром в мире. Театр много гастролирует по Европе, Австралии и США. Поездки финансируются иностранными гражданами и грантами от организаций. Про театр снял документальный фильм телеканал HBO, труппа собрала похвалы бывшего президента Чехии и драматурга Вацлава Гавела, британского драматурга с чешскими корнями Том Стоппарда, а также Мика Джаггера и Джуда Лоу.
Кажется, что в Лондоне труппа окутана опьяняющим ароматом радикальной моды. Наталья Коляда со знанием дела продвигает театр в социальных сетях и поддерживает прямые контакты с влиятельными деятелями культуры. Она и Николай Халезин запросто бросаются громкими именами (Стоппард все время «Том»), но было бы неправильным отрицать, что их театр обладает внутренней силой, захватывающей дух изобретательностью, порожденной необходимостью, и поразительной злободневностью, что для современного театра является редкостью.
Этой осенью Беларусский Свободный Театр отмечает свой десятилетний юбилей серией выступлений в Лондоне, объединенных под названием «Постановка революции». В воскресенье 18 октября пройдет концерт в Кэмдене «Я с запрещенными» с участием музыкальных групп (в том числе Pussy Riot), которые запрещены в Беларуси, Украине и России.
Со 2 ноября Беларусский Свободный Театр представит в Лондоне 10 спектаклей, охватывающих 10 лет его жизни. Несколько из них будут показаны в театре Young Vic, где труппа числится резидентом 4 года. Остальные спектакли пройдут в неназванных пока местах, а точную информацию зрители получат непосредственно перед выступлениями. Идея состоит в том, чтобы воспроизвести условия, в которых Беларусский Свободный Театр выступает в Минске. Конечно, просмотр выступлений в Лондоне не то же самое, что в Минске, где поход в театр может закончиться задержанием.
Наталья Коляда, невысокая, заражающая своей живостью женщина с выражением волнения и радости на лице, вспоминает один вечер 2007 года в заброшенном доме на окраине Минска, где в то время базировалась труппа. Официально это была свадьба (по словам Коляды, этот прием они позаимствовали у Гавела, который использовал его во время работы в подпольном театре), и в холодильнике стояло шампанское как доказательство.
Но на самом деле это был спектакль Свободного Театра. Играли пьесу Эдварда Бонда «11 рубах» о восстании против институтов власти. Когда в здании появились мрачные люди в сопровождении отряда мужчин в униформе, зрители подумали, что это часть представления. «Все арестованы», – заявили люди. Актеров и зрителей погрузили в милицейские машины и доставили в отделение милиции, где их продержали около 6 часов.
Сцена из постановки Белорусского Свободного Театра «Быть Гарольдом Пинтером» в театре La MaMa в Нью-Йорке. Сара Крулвич/The New York Times
Хороший сезон для провокаций
Наталья Коляда вспомнила эту истории в Лондоне, за день до моей первой поездки в Минск, о котором я почти ничего не знал до знакомства со спектаклем Беларусского Свободного Театра в Нью-Йорке в 2011 году (это был сногсшибательная постановка о жестокости «Быть Гарольдом Пинтером» на основе пьес Пинтера и документальных свидетельств жизни белорусов, искалеченных государством и домашним насилием). Сейчас у меня есть виза, которую, к моему удивлению, я получил безо всяких проблем и обычной бюрократии.
Наталья Коляда пришла вместе с Владимиром Щербанем и своей удивительно невозмутимой 16-летней дочерью Даниэллой, которая была нашим переводчиком. Они только что вернулись из резиденции в Фалмуте (Англия), где театр, в котором сейчас работают 50 человек, проводил репетиции к новому сезону. Николай Халезин остался дома, по словам Натальи, из-за панической атаки, которыми он периодически страдает после двухнедельного ареста по политическим мотивам в 2002 году.
Мне сказали, что я приеду в Минск в удачное время. В октябре проходят президентские выборы. Не приходится сомневаться, что Лукашенко как всегда победит. Тем не менее, в это время власти могли бы бояться получить нежелательную шумиху вокруг возможных очередных репрессий против маленького диссидентского театра, признанного во всем мире.
Актриса по дороге в гараж, где Белорусский Свободный Театр играет спектакли. Сергей Гудилин для The New York Times
Центр Минска, (я остановился на улице Карла Маркса, где с удивлением обнаружил дорогой бутик Canali), состоит из величественных открытых площадей, зданий с колоннами и широких улиц, простирающихся за исчезающую точку на плоском горизонте. Почти все было перестроено после Второй мировой войны, превратившей город в руины, в помпезном сталинском стиле второй половины XX века. Здание КГБ, величественное и мрачное, как королевский мавзолей, возвышается в центре главной транспортной артерии Минска, проспекта Независимости.
Минск не очень уютный город, но очень чистый и однообразный. Хотя работает много казино, главным образом, для богатых туристов из Москвы, после заката Минск прячется за толстыми стенами и закрытыми дверями. Можно пройти несколько кварталов, не встретив ни одного прохожего. Минск не место для выражения своих эмоций на публике. Мне сказали, что легко понять, что я иностранец, потому что я слишком много улыбаюсь.
«Если тут чисто снаружи, это не значит, что люди не живут в грязи», – говорит Светлана Сугако, немногословная девушка с внимательным выражением лица и тихой теплой улыбкой. Сугако работает с театром почти с самого его основания, с тех пор как увидела первое представление «Психоза 4.48» в «Граффити». Она мгновенно поняла, что хочет работать с людьми, которые делают такие спектакли, хотя раньше не особо интересовалась театром.
Актеры лаборатории Fortinbras при театре по время занятий в квартире Андрея Коляды. Сергей Гудилин для The New York Times
Светлана Сугако и ее партнер Надя Бродская отвечают за работу театра в Минске. Я много времени провел с ними, Викторией Биран, энергичным белорусским переводчиком, живущим в Лондоне, трансгендером Сашей Подерей и несколькими студентами из лаборатории Fortinbras, которую театр открыл для поиска и обучения новых участников труппы (многие из них не оставляли свою вторую работу, потому что найти работу, будучи членом труппы, тяжело в стране, где большинство рабочих мест государственные).
Это забавная в своей серьезности активная многофункциональная команда, которая является и билетной кассой, и пресс-службой, и службой безопасности, и техническим персоналом. Они много говорят по мобильному телефону, подтверждая заказ мест на спектакли (который можно сделать через социальные сети), собирают и раздают небольшие пакеты в коричневой бумаге с реквизитом и костюмами для будущих выступлений.
Во время обеда с озорной прямолинейной Биран (она сказала мне, что я «не такой скучный, как я себе представляла») в большом популярном кафе, похожим на охотничий домик, звонит ее телефон. «Ну вот, – говорит она, после того как кладет трубку, – нет свежей клубники». Я думал, что она имеет в виду обед, но оказалось, что я ошибся.
Путь к спектаклю
Попасть на спектакль Беларусского Свободного Театра само по себе драма. Чтобы добраться до гаража, где будет идти «Психоз 4.48», Биран и я спускаемся в метро, делаем пересадку, а потом едем на автобусе. Мы идем к небольшому магазину, где собралась группа людей, делающих вид, что они не вместе. Эти люди напоминают небрежно одетых модных типов, которых можно встретить на открытии какой-нибудь выставки в Бруклине. Небольшими группками по три-четыре человека их проводят на другую улицу во двор частного дома.
Выступление, которое нас ожидало, было, мягко выражаясь, сильным. Несмотря на то, что постановка была на русском, которого я не знаю, эта версия «Психоза» была самой шокирующе жесткой и глубокой из всех, что я видел. Две актрисы, Яна Русакевич и Мария Сазонова, представили неясный текст Кейн как обреченный диалог между конфликтующими сторонами человека, который еще не сдался.
Другое едва мерцающее воплощение того же человека проецировалось на экран на стене позади актрис. На экране зрители могли увидеть более молодую Русакевич, играющую первоначальный вариант «Психоза» 10 лет назад в «Граффити». Прошлая и настоящая версии актрисы повторяют движения друг друга как будто в вечной фуге борьбы и поражения.
Яна Русакевич в спектакле «Психоз 4.48». На стене изображение той же постановки десятилетней давности. Сергей Гудилин для The New York Times
Жизненная сила борьбы. Русакевич и Сазонова дерутся, танцуют, обнимают друг друга, врываются и кричат в передние ряды до отказа заполненного зала. Комфортная дистанция между сценой и зрителями – это не про этот театр.
Реквизит, сигареты, свечи и термос с кофе, материализуется ниоткуда и используется как источник удовольствия и боли. В определенный момент женщины начинают кормить друг друга и размазывать по себе фрукты из огромного бокала (да, клубника все-таки нашлась). Запах раздавленных ягод, винограда и бананов наполняет крохотный гараж, который начинает пахнуть плодородием и упадком. Запах еще держится, когда в последней сцене гаснут свечи, оставляя нас в безмолвной темноте.
Зрители тихо уходят. Члены труппы сразу же начинают уборку – моют полы, запаковывают лампы, разбирают полки и скамейки. Несколько минут – и не остается и следа от прошедшего спектакля.
Вкус реальности
На следующий день я опять прихожу в гараж на репетицию «Урода», мрачной сатирической притчи современного немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга про поиски внешнего совершенства, исполненную студентами лаборатории Fortinbras. Название пьесы отсылает нас к принцу Норвегии, который остается последним персонажем, стоящим среди горы трупов в последней сцене «Гамлета», единственным, кто остался в живых в конце. Через лабораторию Fortinbras прошли около 100 студентов со дня ее основании 8 лет назад.
Спектакль в пространстве. Сергей Гудилин для The New York Times
Многие занятия проходят в квартире отца Натальи Андрея Коляды, невысокого, похожего на льва мужчину, который говорит профессорским тоном с выразительностью бывшего актера, которым он когда-то был в молодости. Несколько десятков лет Андрей Коляда занимал высокопоставленную должность в Белорусской академии искусств, но был уволен за сотрудничество со Свободным театром.
Сидя в небольшой заполненной книгами комнате, Андрей Коляда говорит, что он не любит рассказывать о своей жизни, после того как Наталья и Николай вынуждены были покинуть страну поздно вечером в последний день 2010 года. «Больно вспоминать», – говорит он. – «И с нервами не все в порядке сейчас». Он останавливается. «Хочу сказать только одну вещь: после всего этого я потерял голос и некоторое время не слышал».
В тот день он проводил занятия для четырех из пяти студентов студии (все девушки) по сценической речи и дыханию по Станиславскому. Андрей Коляда говорит, что многие из постановок Беларусского Свободного театра, особенно документальные работы Николая Халезина, основанные на недавних и часто личных историях, начинаются не с текста, а с физической импровизации. «Надо почувствовать боль», – говорит он.
Актрисы ожидают начала спектакля. Сергей Гудилин для The New York Times
На следующий день в гараже студенты играют «Урода», которого они подготовили под руководством Щербаня в Фалмуте месяцем ранее (с последующими репетициями по скайпу). Как и в «Психозе», опять оказалась задействованной сельскохозяйственная продукция.
В этот раз использовали помидоры, которые в нескольких сценах с возрастающим остервенением забрасывали в блендер, изображая пластические операции. И да, у одной из актрис, которая играла косметически «обновленную» пожилую женщину, были гротескные накладные губы из яблочной кожуры (сначала они использовали полоски перца, как она позже сказала мне, но они оказались не очень удобными).
Спектакль был живой и странно навязчивый. То, что некоторые могут назвать эффектом салата, придало пьесе чувственное измерение, что было и смешно, и тяжело. «Это некрасиво, – сказала женщина средних лет, которая впервые пришла на спектакль Свободного театра, – но по-настоящему».
Угнетенные голоса
Главные герои в пьесе Халезина и Коляды «Время женщин», третьем спектакле Беларусского Свободного театра, который я посмотрел в Минске, могли бы легко оказаться в книгах беларусской писательницы Светланы Алексиевич, специализирующейся на свидетельствах жизни в советских республиках, которая на прошлой неделе получила Нобелевскую премию по литературе.
Как более ранняя постановка театра «Зона молчания» и, отчасти, «Быть Гарольдом Пинтером», «Время женщин» – это документальная работа о политических преследованиях в Минске, основанная на интервью.
Зрители слушают по скайпу художественных руководителей труппы Николая Халезина, Наталью Коляду и Владимира Щербаня перед спектаклем. Сергей Гудилин для The New York Times
В этот раз театром служили гостиная, коридор и кухня квартиры. Кажется, это как раз подходило для драмы о переплетении личной и политической жизни, в которой три женщины собираются дома, чтобы вспомнить, как они сидели вместе в одной камере.
Я пришел вместе с последней группкой зрителей, которых провели несколько этажей по темной лестнице. Всего было около 30 зрителей без обуви (у белорусов принято разуваться в квартире).
Большинство из нас сидит на длинном диване, некоторые на подоконнике или на полу. Марина Юревич, которая играет в театре уже давно, готовила на кухне яблочный пирог, который будет задействован в последней сцене пьесы.
Она играет Наталью Радину, реально существующую белорусскую журналистку, редактора оппозиционного сайта, которая сейчас живет в Варшаве. Мария Сазонова играет Ирину Халип, тоже журналистку и жену Андрея Санникова, кандидата на президентских выборах 2010 года, чье последующее заключение в тюрьму вызвало международный скандал; Яна Русакевич играет молодежного активиста Анастасию Дашкевич. Женщины были арестованы после протестов против результатов выборов в декабре 2010 года.
Участник труппы ведет зрителей по подземному переходу в минскую квартиру, где Свободный Театр будет играть спектакль. Сергей Гудилин для The New York Times
В квартире, где играли пьесу, стоит железная двухярусная кровать (для сцен в тюрьме), крошечная разборная новогодняя елка (для сцен дома) и стол с яркой лампой в коридоре.
Это территория единственного мужчины в спектакле, Кирилла Константинова, который играет сотрудника КГБ, допрашивающего каждую из женщин с намерением сломать ее. Техники допроса включали в себя шумное сербание вермишели быстрого приготовления. Оригинальное использование еды для эмоционального давления может, кажется, использоваться как для политического, так и для театрального эффекта.
Перед спектаклем я получил сообщение от Натальи Коляды, которая просила меня быть снисходительным к отсутствию нормальных декораций в постановке. Но переполненная квартира показалась мне идеальным местом для постановки пьесы о живучести воспоминаний о политическом насилии.
В какой-то момент Наталья в исполнении Юревич рассказывает о звуках тюрьмы: «Лязг тарелок и дверей, скрип ступенек, крики тюремщиков, щелканье дубинок, треск электрошокеров, когда твоих друзей гонят вниз на пытки». Она продолжает: «Я содрогаюсь, когда сейчас я слышу похожие звуки».
Актрисы готовятся к репетиции в бывшем гараже. Сергей Гудилин для The New York Times
Большинство людей, имеющих отношение к постановке, осталось на ужин, все сидели на полу, который перед этим служил сценой.
Было много вина, свежих фруктов и овощей. Говорили о трудностях жизни летом без горячей воды, которую ежегодно отключают в Минске для ремонта трубопровода, о вызвавшем много шуток ролике за переизбрание Лукашенко, в котором он копает картошку в белоснежной майке.
С облегчением заметил, что Константинов, который играл офицера КГБ и терроризировал заключенных, опять превратился в милого парня с тихим голосом, к которому я за день до этого заходил в гости в новую квартиру с постерами Шер и Фрэнка Заппы над кроватью. Я словил себя на том, что периодически нервно посматриваю в коридор, где его мрачное альтер-эго издевалось над женщинами и унижало их. Праздничная яркость ужина не смогла полностью стереть его тень.
Я вспомнил, что Владимир Щербань сказал мне несколькими днями ранее в Лондоне: «Куда бы мы ни шли, мне несем с собой наши кошмары. Театр для нас единственный способ избавиться от них».
Подпишитесь на нашу рассылку: