Айзек Азимов. Адвокат человечества

Альгерд Бахаревич

Беларусский писатель

Предыдущую главу "Как завещал Великий Некто" о Жоресе Алферове читайте здесь

2. Айзек Азимов. Адвокат человечества

“Тупица, болван, осел, куриные мозги, язык без костей!” Так проклинает себя за свою глупость герой романа Шолом-Алейхема “Песнь песней”, наивный влюбленный парень. Проклинает — еще не зная, что язык без костей может довести не только до какого-то там Киева, но и до Нью-Йорка, и до планеты Весты, и вообще — до Конца Вечности.

Трехлетний Ицик Азимов тоже этого секрета не знал. Мальчику, сыну Юды и Ханы Азимовых, перед сном это произведение не читали — не дорос еще. Читали другое — для младшего дошкольного возраста. Но вот через десятилетия Ицик, который станет Айзеком, вдруг напишет про себя на собеседовании в престижном американском колледже:

“Я болтливый, неуравновешенный и не умею производить хорошее впечатление на людей”.
Напишет, кстати, чистую правду. Будто процитирует главного сказочника своего детства. И концы невидимой веревки сойдутся, и части света на мгновение поменяются местами, и эхо наконец долетит до своего адресата.

А в колледж Айзека так и не возьмут. Его возьмут в писатели — почти что в астронавты, только “Поехали!” говорить не надо. Нужно быть болтливым, неуравновешенным и производить плохое впечатление — на литературных критиков и других инопланетян.
Но это — книги, критики, премии — будет еще совсем нескоро. А пока что 1923-й, и трехлетний Ицик Азимов живет в Петровичах — самом странном месте в галактике.

Странное оно по многим причинам. Взять хотя бы административную принадлежность этого поселка: еще недавно, в 1920-м, он входил в Гомельскую область БССР, а теперь уже находится в Смоленской области РСФСР, и неизвестно, куда его припишут завтра. Географически это, понятно, Восточная Беларусь, Могилевщина — и говорят тут на языке, который не сразу идентифицируешь: свой петровичский диалект, в котором украинец услышит украинский, русский — русский, беларус — свой, «самый славянский», «боровой» и «ржаной», почти что минеральный (а также суконный, посконный и домотканый — на дворе двадцатые, и Ильф и Петров уже ищут кресла для своего сюжета). Впрочем, дома у Азимовых говорят только на идише, что не мешает жить в согласии с соседями. Русскому Ицик Азимов так и не научится. Была когда-то и такая Беларусь. Не верите? Я тоже.

В 20-е годы жители Петровичей гордились своей уникальностью. И дело было не только в местном воздухе, который жители Петровичей называли целебным и продавали в Климовичах и Смоленске по пять рублей за ведро. Тут гордились и своей толерантностью, хотя никто в Петровичах не знал такого слова. В поселке рядом стояли церковь, костел и три синагоги, и ни один местный житель не обижался на очевидную диспропорцию. Теперь там осталась только церковь — а недалеко от нее мемориальный камень, надпись на котором сообщает, что именно здесь где-то в 1922-1923 бегал голышом симпатичный блондин Ицик, будущий законодатель роботов и самый великий фантаст века, в котором, кажется, уже невозможно было что-то выдумать. Говорят, на том камне была медная табличка, но ее несколько раз крали — пришлось хранить в бывшем сельсовете. Крали, конечно, исключительно с целью проверить происхождение металла — вдруг оно не земное? Фантастику все читали.

…В 1923 году Азимовы покинули странный поселок Петровичы, чтобы уже никогда сюда не вернуться. Сестра Ханы Азимовой прислала им приглашение переехать к ней в Нью-Йорк — так одним чудесным утром Ицик Азимов сделался Айзеком, и никогда не жалел об этом. Потому что писатели-фантасты не жалеют человечество — они им командуют. “Я запрещаю человечеству враждовать”, -- таким был указ Великого Айзека. – “Ненависть должна быть уничтожена”.

Люди Айзека не послушали. А вот роботам — пришлось.

Вообще, люди, которые рождаются в Беларуси, редко выбиваются в великие начальники. Обычно слушаются они, а законы для них пишут другие. С Айзеком Азимовым все получилось не так. Может, потому что он уехал слишком рано. А может, потому что рожденным тут людям никогда не хотелось командовать кем-то и подчинять себе подобных. Их тянет к другим сферам — более творческим и полезным для общества. Например, беларусы любят заглядывать в чужие карманы и завидовать чужой славе.

Организовывать травлю, накинуться толпой на одного (тут говорят — талакой), покопаться в чужом белье — это наше, родное, беларусское. Если правильно поливать — растет, цветет, пахнет. Не будем забывать и про манию величия — у талантливых людей она перерастает в величие мании, а у малых наций — в склонность к манихейству.

К вселенской пустоте беларусов всегда тянуло, и Азимов не одинок в своем стремлении окунуться в космические течения. Язеп Дроздович, Борис Кит, Коваленок с Климуком, Алиса Селезнева... Скорина на знаменитой гравюре выглядит, как капитан космического коробля, задержанного галактическим ГАИ за стоянку в неположенном месте. Даже Христос в беларусской литературе не приезжает или приходит, а приземляется, будто какой-то пришелец. Но хватит поносить беларусское — Петровичи давно уже часть Смоленской области России, так причем здесь стопроцентный американец Азимов?

Он свои законы изобрел — и их принял на вооружение весь мир. Возможно, это единственный такой случай с уроженцем Беларуси.

Робот не может причинить человеку вред или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

Робот должен подчиняться командам человека, если эти команды не противоречат первому закону.

Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит первому и второму закону.

Интересно, если в целях эксперимента в эти законы ввести слово “беларус” – что оно должно заменить: робота или человека? Я всегда подозревал, что мы — инопланетяне. Ну, или, по крайней мере, люди не отсюда. Потому что земляне не могут быть такими терпеливыми. Азимов подтвердит. Он знает, что и у роботов есть душа.

Ведь правда, роботы у Азимова — это тоже люди. Новая раса, воспитанная человеком на свою беду и бизнес-проекты. Воспитанная, когда само понятие “раса” для человечества перестало быть актуальным. Как и любой философ (а любой философ — в каком-то смысле автор science fiction), он призывал не торопиться считать проблему решенной, пока она выдумана не до конца. И, как эдакий расист новой формации (а любой фантаст, который создает несуществующие миры, становится расистом) — он умеет вызвать веру в человека-землянина и гордость за него. “Не важно, какое у тебя гражданство — американское или советское, важно, что ты человек!” – говорил Азимов как настоящий уроженец Петровичей. Десятки тысяч советских граждан, преданных читателей Азимова, согласились с автором, вздохнули и эмигрировали в Соединенные Штаты. Не перестав при это быть людьми. Что и требовалось доказать, кстати.

Когда-то я написал, что Азимов знает, где у человека кнопка, и как легко она выключается. В этом гуманизм Айзека Азимова — поскольку человеку, согласно Азимову, ничего другого не остается, как быть гуманистом. А на самом деле — замаскированным скептиком.
Ведь был еще один закон роботехники, который Азимов придумал значительно позже и дал ему порядковый номер “0”:

Робот не может причинить человеку вред, только если он не докажет, что в результате это будет полезно для всего человечества.

Если тут нет призыва к убийству, то я – робот. И если тут нет любви к человечеству — тоже.
Рожденный в одной из земных империй, он всю жизнь писал про империи космические. Гражданин США и англоязычный писатель, он с легкостью дает современной беларусской литературе почву для сомнительных аналогий и смелых аллюзий. Когда я писал эссе про беларусский лен, я не могу сдержаться, чтобы не упомянуть роман Азимова “Космические течения”. Планета Флорина известна своим кыртом — растением, которое только в этом уголке Галактики представляет собой материал несравненной красоты и прочности. Кырт – “гордость и проклятие Флорины”. Флорину окупировала империя Трантор — и выкачивает из Флорины ее богатства. Транторианская аристократка, вместо того, чтобы красоваться на балах в новых кыртовых платьях, решает написать про кырт книгу, вызывая у соотечественников лишь издевательства и насмешки. Это теперь кажется наивно-романтичным и подходящим разве что для дешевого кино. А читая это в восьмидесятых, в возрасте, когда от хорошей фантастики захватывает дух, можно было впитать любую высокородную идею: от национального освобождения до зачатков феминизма.

Поэтому спасибо, Айзек Азимов, мы, советские подростки, были твоими студентами. Мы знали, что нам никогда не побывать в Америке — но мы побывали на Флорине и Весте, на Транторе и еще черт знает где, а оттуда нельзя вернуться таким, каким ты был раньше.

Когда-то его родители хотели, чтобы он стал доктором. Не вышло – у Азимова, у которого насилия в книгах не больше, но и не меньше, чем нужно американскому писателю, была гемофобия. И акрофобия у него тоже была: он боялся выйти на собственный балкон — человек, который отправлялся на такие высоты, куда не достает даже боженька, когда хочет взять с полки книжку. Когда Азимов умер, Курт Воннегут сказал с печальной улыбкой: “Наш Айзек теперь на небесах” – и считал это самой своей удачной шуткой.

Перевод на русский - Мария Белькович.
Чытаць па-беларуску «Айзэк Азімаў - Адвакат чалавецтва»