Новая глава книги Альгерда Бахаревича «Один из нас» посвящена Владимиру Высоцкому, род которого происходит из местечка Селец Пружанского уезда Гродненской губернии, ныне — Брестской области.
Предыдущие главы:
1. Жорес Алферов. Как завещал Великий Некто
2. Айзек Азимов. Адвокат человечества
3. Надя Ходасевич-Леже. Красная Джоконда
4. Марк Шагал. «Я родился мертвым…»
5. Кирк Дуглас. «Вот американцы дают…»
6. Вернон Дюк. Общество забытой музыки
7. Харрисон Форд. Житие Индианы Джонса
8. Ромен Гари. Рукописи, которые горят
9. Ежи Гедройц. Пан Редактор
10. Уэйн Гретцки. Гений номер 99
11. Скарлетт Йоханссон. Темнота на продажу
12. Рышард Капусцински. Куда впадает река Пина
13. Ларри Кинг. Король и шут
14. Борис Кит. Случайность и выбор
15. Николь Краусс. Придуманные следы
16. Саймон Кузнец. Сидя на кривой
17. Ральф Лорен. Игрок в поло
18. Луис Барт Майер. Пока рычит лев
19. Валерия Новодворская. Так закалялась сталь
20. Гвинет Пэлтроу. Еврейская принцесса
21. Шимон Перес. Война, мир и другие стихи
22. Шон Пенн. Сладкий и гадкий
23. Майя Плисецкая. Карма Кармен, или танец непокорности
24. Давид Сарнов. TV EYE
25. Игорь Стравинский. Весна не для всех
26. Павел Сухой. Небо в твоей голове
27. Хаим Сутин. Калмык и Пушкин
28. Лев Выготский. Педагогика для дефективных
Владимир Высоцкий. Песни Принца Датского
Если Красный человек, о котором пишет Светлана Алексиевич, действительно существует, то умереть ему суждено от того, что однажды он не сможет выбрать между Высоцким и Кобзоном. Антисоветское — тоже советское; народный поэт — невеселый оксюморон; в вечности останется Акутагава, а не Окуджава. Тот, кто постигнет эти простые вещи, может говорить про Владимира Высоцкого, не платя ему ни дани уважения, ни других пошлых пошлин. В конце концов, если Высоцкий не бог, значит, и Кобзон тоже.
Пусть это будет утешением для последнего советского человека.
Бог не бог, а то, что Владимир Высоцкий был действительно народным поэтом для жителей СССР, оспаривать не приходится — даже если ты не любил Высоцкого и не интересовался его творчеством, ты не мог не знать ни как он выглядит, ни его песен, не мог не запомнить на всю жизнь этот шершавый и тревожный голос. От Высоцкого нигде невозможно было спрятаться: из магнитофонов звучал запрещенный Высоцкий, с экрана телевизора хрипел Высоцкий разрешенный, а со двора слышался Высоцкий в исполнении нетрезвых комсомольцев. Культ Высоцкого шел с самого народного дна, всплывал, как утопленное властями тело чистого и пьяного таланта. Высоцкого слушали все: пролетарии, в том числе люмпены, интеллигенция, в том числе сельская, кэгэбэшники и криминальщики, и даже клятая номенклатура. Под Высоцкого “косили” – а рядом Ясь косил конюшину, и неизвестно, кто был более популярен: Высоцкий или “Песняры”.
Что Высоцкий народный поэт, бесспорно. Только вот народа такого — советский — никогда не существовало. Он был выдуман для Красных людей, чтобы они не поубивали друг друга. Для этого наднационального общества, жертв странного эксперимента, внуки которых не знают, кто такой Глеб Жеглов, а правнуки не будут знать, кто такой Гамлет, было абсолютно очевидно, что в СССР настоящий народный поэт должен писать только по-русски.
Так что, Высоцкий — русский поэт?
Не совсем. Высоцкий — народный поэт без народа. Возможно, в этом тоже причина его бешеной популярности. Его любили люди без национальной идентичности — им не нужно было вписывать Высоцкого в свои национальные культурные коды. Он был свой для всех. Его родиной был русский язык — язык, которым нельзя было не владеть. Высоцкий — колониальный автор. Своим талантом он заставил рабов из далеких плантаций навсегда полюбить метрополию.
Культурный уровень жителей советской империи был невысокий и все время опускался все ниже и ниже. Было бы ошибкой обвинять их в этом — доступ к современной мировой культуре в СССР всегда был ограничен. Парадоксальным образом чем больше возможностей имел Красный человек в плане музеев, концертов и библиотек, тем меньше он понимал в искусстве. Возможно, поэтому и расцвела на просторах империи так называемая “бардовская песня” – уродливое и примитивное искусство, не музыка, не поэзия, не театр, а так, намешано всего понемногу, нехитрый крикливый синкретизм, и поэтому в основном понятно. А точнее, понятно все, ведь сверху — крышка чугунного советского герметизма. Бардовская песня существовала и в других странах соцлагеря, и там герметизм был свой, но чугун — все равно советский…
Владимир Высоцкий — самое интересное, что породил этот жанр в СССР. После его смерти начал уже уходить в рост советский рок, явление не менее примитивное, но значительно более политизированное и ориентированное на Запад. Высоцкого можно было бы назвать проотцом советского рока — он был бы отличным фронтменом какой-нибудь перестроечной группы с названием вроде “Кони и пистолеты”.
Высоцкий — плохой музыкант. Но зачем панку знать ноты? Порванная струна Высоцкого лежит там же, где струна басухи Сида Вишеса — в местах встречи, которые невозможно изменить и где никакой музыкой на самом деле и не пахнет. А пахнет саморазрушением и фатализмом. Сомнительные игры, однажды начав играть в которые, уже невозможно остановиться. Такие люди и становятся кумирами миллионов.
При жизни народный поэт Высоцкий опубликовал в советской печати только одно стихотворение. Казалось бы, не это ли доказательство того, что речь о настоящей литературе? Конечно, нет. Неудобство и талант не всегда означают одно и то же. Стихотворение “Я не люблю” тоже есть за что не любить:
“Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда весёлых песен не пою”.
По большому счету, Высоцкий — довольно посредственный поэт, ведь ничто так не вредит литературе, как надрыв и пафос. Известный русский надрыв и щедрый некрасовский пафос. Этого добра в его текстах столько, что поэзия под ними редко имеет шансы уцелеть. От Высоцкого осталось несколько хороших стихов — они вылетели из вагона надрыва, когда он падал в море народной любви. Возможно, были и другие, но про них мало кто знает. Вагон пошел ко дну. К другим утопленникам и таперам.
Такие поэты и становятся популярными — они удовлетворяют главные требования эпохи. А люди эпохи развитого социализма нуждались в романтичном, справедливом и мужественном герое. Поэтому: Штирлиц, Высоцкий, Цой… У каждого Красного человека этот ряд свой, но Высоцкий окажется в любом списке.
Когда думаешь о том, кто в Беларуси был похож на Высоцкого, сразу приходит на ум Анатоль Сыс. Такой же шаман, алкоголик и блаженный, дебошир, нонконформист, лицедей: трагик и комик в одном лице. Разве что под семиструнную гитару не пел. Но тексты… Это и Высоцкий мог прохрипеть:
“Мне на сэрцы золатам вышывалі краты,
Кроў балюча капала на маю душу…”
(“Мне на сердце золотом вышивали решетку,
кровь больно капала на мою душу…” — прим. пер.)
Правда, Высоцкий вышиванку не носил, он любил черную кожу. Да и стихи Сыса более тонкие, и, что важно, у них есть национальность. Вещь что тогда, что сейчас небезопасная. Но и Сыс мог написать что-то такое:
“Час зачатья я помню неточно —
Значит память моя однобока,
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока”.
Высоцкого в Беларуси, как и по всей территории бывшей империи, старшее поколение чтит и помнит. И даже переводит — факт, при жизни Высоцкого невероятный. И при этом совсем не каждый тут знает, что у Владимира Высоцкого беларусские корни.
Версий того, какие это корни, несколько. Одна из последних, более-менее доказанная документально, такая. Дед Высоцкого, про которого сам поэт не раз вспоминал, Вольф Шлиомович Высоцкий жил в Бресте (тогда: Брест-Литовский). Он был сыном уроженцев поселка Селец, который находится совсем неподалеку: мещанина Шлиомы Высоцкого и Хаши-Фейги Бульковштейн. Вольф Высоцкий окончил Киевский коммерческий институт — его дипломная работа была посвящена развитию винокуренной промышленности в Российской империи. Примечательно, что директором этого учреждения был Митрофан Довнар-Запольский, известный беларусский историк и этнограф.
В 1917 Вольф Шлиомович стал Вольфом Семеновичем, а вскоре Вольф Семенович — Владимиром Семеновичем. В Киеве родился отец будущей советской суперзвезды — Семен, который потом переедет в Москву. Так появился на свет “русский” род Высоцких, которым так гордятся на Восток от Беларуси.
В Беларуси Высоцкий был часто. Его местные знакомые любят рассказывать, что Высоцкого тут никто не видел трезвым. Что ж, в это можно было бы поверить, но… Известный факт, что где-то поблизости от Новогрудка Высоцкий и Марина Влади провели месяц, который можно было бы с полным правом назвать медовым: спали на сене, ели и пили то, что покупали у крестьян, ходили в лес и на речку. Только он, она и беларусская природа, которой наплевать, кто ты — бард, черт или звезда советского кино. Существует легенда, что в лесу Высоцкого однажды чуть не побили партизанские сыны, толерантные беларусы. Местные решили, что парочка нахабно прикидывается: ну не могут Высоцкий и Влади просто так блуждать вокруг их колхоза. Зная, какой у наших соотечественников комплекс неполноценности, в легенду тоже верится.
Высоцкий снимался у Турова, пил водку в отеле “Минск”, а потом брал гитару… Друзья открывали окно, и весь Ленинский проспект собирался под окнами послушать: “Высоцкий! Да не может быть! Магнитофон, наверное. Не, ну зуб даю, правда, Высоцкий! Вы-соц-кий!” Интересно, можно ли в живом человеке, который выглядывает из окна отеля, узнать любимый тобой образ? Наверно, если бы это было в Америке, его давно бы уже застрелил какой-нибудь фанатик. Но Высоцкий убил себя сам, не дожидаясь Америки в гости.
Не самый лучший поэт, скорее бард, чем музыкант, известный актер, профессиональный Глеб Жеглов, пьяница, наркоман, несчастный мачо. Кем же он был на самом деле?
Возможно, Гамлетом. Этой ролью он гордился больше, чем остальными. Называл шекспировскую историю “бездонной пьесой” – а сам пытался нащупать в ней самое дно.
“Я не играю принца Датского, не показываю современного человека. Да, может быть, самого себя. Но какой же это был тяжелый путь к себе… “
Гамлета он сыграл, когда ему было столько же лет, сколько его персонажу. И потом признавался: если бы не получилось, это не стало бы концом его актерской карьеры — подумаешь, есть другие роли в бездонном советском кино… Нет, это было бы концом его самого как актера, в собственных глазах. Мы — это наши границы. Подойти к ним вплотную — это и есть искусство.
Перевод на русский - Мария Белькович.
Чытаць па-беларуску «Уладзімер Высоцкі. Песьні Прынца Дацкага»