Луис Барт Майер. Пока рычит лев

Альгерд Бахаревич

Беларусский писатель

Предыдущие главы:
1. Жорес Алферов. Как завещал Великий Некто
2. Айзек Азимов. Адвокат человечества
3. Надя Ходасевич-Леже. Красная Джоконда
4. Марк Шагал. «Я родился мертвым…»
5. Кирк Дуглас. «Вот американцы дают…»
6. Вернон Дюк. Общество забытой музыки
7. Харрисон Форд. Житие Индианы Джонса
8. Ромен Гари. Рукописи, которые горят
9. Ежи Гедройц. Пан Редактор
10. Уэйн Гретцки. Гений номер 99
11. Скарлетт Йоханссон. Темнота на продажу
12. Рышард Капусцински. Куда впадает река Пина
13. Ларри Кинг. Король и шут
14. Борис Кит. Случайность и выбор
15. Николь Краусс. Придуманные следы
16. Саймон Кузнец. Сидя на кривой
17. Ральф Лорен. Игрок в поло

Луис Барт Майер. Пока рычит лев

Тихий провинциальный город – лучшее место для погромов. Тем более на дворе конец девятнадцатого века, а сам двор – богом забытая окраина Российской империи. Прикинемся на мгновение патологическими патриотами. Погромы, погромы... А что поделаешь, нужно же чем-то было заниматься его жителям в отсутствие кино, молодежных кружков по интересам, комсомольских дискотек и иных забав, нужно же было чем-то разбавлять тишину и компенсировать свою провинциальность. А тут – жиды. Золотая жидовская жила для любителей провести свободное время за физическими упражнениями и духовными практиками.

Все это хорошо понимал отец нашего героя Лазаря Меира Яков, когда решил в 1888 году покинуть один из таких провинциальных городов, Минск, и, спасая себя и семью, отправиться в Канаду, а затем в Америку. Россию они оставили своевременно. Волна погромов по всей империи началась сразу после того, как неумелые и нетерпеливые террористы убили царя Александра ІІ. “Это все жиды царя-батюшку загубили” – прогундосил, поковыряв колтун, православный “народный телеграф”, давая сигнал для мести. Среди крестьян и городской басоты ходили слухи, что за участие в погромах ничего не будет, что можно получить от властей специальное удостоверение и идти резать клятых жидов, причем на каждый погром дается три дня. Полиция и армия обычно и правда вмешивались в события только на третий день, да и то без особого желания. Правые славянофилы и левые “борцы за народное счастье” слились в едином порыве: первые итак были юдофобами, вторые одобряли любую, пусть себе и такую борьбу с эксплуататорами и считали погромы формой справедливого народного гнева, что приближает святую революцию...

К счастью, сын Якова Меира Лазарь Меир, будущий известный кинопродюсер Луис Барт Майер, уже в четырехлетнем возрасте оказался далеко от этого российского сумасшествия с ее сановными санитарами и кровавой баней. Но сказать, что происхождение Луиса Майера на его новой родине ни для кого не имело значения, он бы не смог. Уже в двадцатые, когда Луис Барт Майер был успешным человеком, его называли “нелепым маленьким жиденком”. Absurd little kike. Северная Америка тогда еще временами вспоминала, кто откуда приехал. Вспомним набоковского Гумберта Гумберта, которого не хотели селить в мотеле, приняв его за Гумберга, человека с неправильной фамилией. Набоков вставил в свой роман реальный эпизод. Ну, это другая история. Хотя тоже вполне себе кинематографическая.

Жиденком Майера называли, конечно, за спиной. Ничего особенного. Маленький психологический погромчик маленького нелепого еврейчика. На большее в Америке никто не отваживался. Наверное, потому, что кино тут уже давно появилось и народу теперь было чем заняться. А в том, чем стало для Америки кино и чем американское кино стало для мира, виноват был действительно он, Луис Барт Майер. Так что Калвер-Сити и Голливуд – это тоже еврейский заговор. Золотая жила для гениальных жидов, которые загубили всю патриотическую тишину и всю безнаказанную провинциальность мира.

И все же Майер на всю жизнь остался горячим патриотом Америки. Рассказывали, как он фотографировался, завернувшись в звездно-полосатый флаг. Как поставил днем своего рождения 4 июля, как называл США лучшей страной в мирке. Патриотизм делает чудеса, если можно поменять родину. Или если у тебя ее не было...

Согласно легенде, Луис Майер попал в кинематограф случайно. В Бостоне он, двадцатилетний сын эмигранта, занимался сданной в утиль старой одеждой и нашел в кармане старых штанов солидную сумму. Нашел хозяина, вернул деньги, и благодарный хозяин, растроганный ангел в новых штанах, предложил Майеру, который едва сводил концы с концами, место кассира в кинотеатре. Правда, иные источники утверждают, что Майер занимался не старыми штанами, а металлоломом. Так или иначе, в 1907 Майер, накопив денег, преключил внимание на совсем иную щебень. Он купил себе старый кафешантан в маленьком Хаверхилле, на север от Бостона, и создал там свое первое чудо – настоящий кинотеатр.

Неизвестно, был ли тот городок провинциальным и тихим, ведь в нем находилось аж несколько фабрик. Их рабочие-эмигранты и стали клиентами Майера.“Приходите посмеяться от души!” – так начиналась реклама, которая, кроме того, намекала, что каждый зритель с билетом получит не только печенье и лимонад, но и возможность улучшить свой английский. Через год у Майера было уже несколько кинотеатров по всему Восточному побережью. Майер покупает права на показ фильма “Рождение нации”, который становиться сверхуспешным, а в 1915 основывает вместе с одним миллионером первую киностудию, где он снимает свой дебютный фильм “Большой секрет”.

В чем был большой секрет Майера? Он не принимал в кино ничего, что казалось ему аморальным. Нужно делать такие фильмы, которые не стыдно показывать детям. Фильм, где добро побеждает зло, где нашы побеждают их, где все красиво и дорого, и каждый актер на своем месте. Он был первым, кто начал развивать индустрию “качественной кинопопсы”, того самого жанра, на котором, как на слонах в блестящих цирковых попонах, стояла кинопопса.

Всемирно известная киностудия “Метро Голдвин Майер”, которую он основал в 1924, дала миру сказку, в которой роли исполняли самые исключительные актеры. “Бен-Гур”, “Унесенные ветром”, “Волшебник страны Оз”… Грета Гарбо, Кларк Гейбл, Спенсер Трейси, Джин Гарлоу и бездна других во тьме славы. “У нас больше звезд, чем на небе”, объявила студия, и в этой рекламе уже – сказка, иллюзия, усмешка. Только дурак станет считать на небе звезды или полезет в справочник, если рядом есть кинотеатр. Вести конкуренцию с космосом всегда было проще, чем с университетсткими профессорами. Можно сказать, что космическая программа США началась с основания MGM.

Помню, как во времена молодости на меня обиделись знакомые барышни, когда я начал им объяснять, почему не люблю их “Унесенных ветром”. Я рассказал им про рабство, про войну Севера и Юга, про то, что их любимые герои делилил людей на виды... “Какая разница? – закричали они. – Это же так красиво!”

И правда, красиво. И лев рычит (кстати, уже сто лет), но он не злой – говорит нам майерово кино, и мы верим, верим, верим... Как дети. Лев не укусит. Он ручной, и к тому же по ту сторону клетки-экрана. “Метро-Голдвин-Майер” расщепило ядро восприятия, чтобы планету накрыл взрыв сказки.
Но что делать с откушенными пальцами? Сдать билет – а лучше купить новый. Моральность действует не сразу и дорого стоит, доказала нам киноиндустрия.
Выходит, еврей Луис Майер делал христианское кино? Интересно порассуждать, насколько пуританские традиции Америки нашли свое применение в ее кино и массовой культуре вообще. Идеальный фильм Майера – конфликт с определенной и безопасной глубиной. Как бассейн для тех, кто учится плавать. И все же это кино – явление культуры. Тоталитарные государства боролись с американским кино, как могли, видя в нем реальную угрозу, и – проигрывали. Там не понимали, что сила американского кино именно в сказке: сказка дает право на побег, красивая сказка не идеологическая, на время сеанса человек неподвластен пропаганде.

Темная сторона в искусстве имеет право на существование ровно настолько, насколько она нужна победоносному свету, был уверен Майер, который вскоре стал одним из самых богатых американцев (он зарабатывал миллион в год). Мальчик, родители которого сбежали от погромов, до конца дней считал, что его кино может помочь нации стать чище и здоровее. Главное – не показывать грязь и насилие, гной и бедность: они плохо сказываются на моральности американцев. Поэтому Майер не поддерживал социально-критических сценариев, он не любил боль, он хотел давать людям радость. А с болью они разберутся сами, выйдя из кинотеатра. Прихватив с собой волшебный луч, которой, как тот блокбастер, поможет им в угрожающих и неуютных сумерках реальности.

Кино не может быть правдивым.

Народу нужна сказка.

Чтобы все жили долго и счастливо, а если и умерли, то в один день – и совсем необязательно нам этот день показывать.

Народу нужен хэппи-энд. Но...

“Некоторые люди, и я один из них, ненавидят хэппи-энды. Мы чувствуем себя обманутыми... Лавина, которая вдруг останавливается за несколько футов до деревни, сжавшейся от страха – нет, такая лавина ведет себя не только неестественно, но и неэтично”.

Это Набоков, которого мы тут уже упоминали. Возможно, поэтому у него при жизни Луиса Майера так и не сложилось с кинопродюссерами? В начале тридцатых американские продюссеры как-то заинтересовались набоковским “Картофельным Эльфом”, но сдали назад: трагично, мрачно и слишком эротично. Не для нашего лучистого кино...

Говорят, это Майер и придумал короткое и емкое слово “хэппи-энд”. До этого пользовались выражением “счастливое гриффитово спасение в последний момент” – по имени Дэвида Гриффита, того самого режиссера, чей фильм “Рождение нации” сделал когда-то Луиса Барта Майера богатым. Оказалось, что хэппи энды бывают только в кино, и это одно из важнейших открытий, которые человечество совершило за двадцатый век.

Америка – это фильм, в который мечтали и мечтают убежать миллионы людей. От безысходности и бездарности собственных режиссеров, каждый из которых уверен в своей гениальности. Лавина должна остановиться. Таковы законы жанра, и кто их не исполняет – преступник. Средний класс в любой стране создает Голливуд. Ценности киноленты господствуют и побеждают. Хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю: программа на ближайшую жизнь. Думай позитивно. Так наказал тебе Луис Барт Майер, кинопродюссер родом из Минска, миллионер и – наш первый психотерапевт.

Перевод на русский - Мария Белькович.
Чытаць па-беларуску «Луіс Барт Маер. Пакуль рычыць леў»