– Владимир, на какой один спектакль из вашей ноябрьской фестивальной программы ты порекомендуешь сходить моим студентам, будущим режиссерам? – спросила моя лондонская знакомая несколько дней назад.
– Я настоятельно рекомендую посмотреть все десять спектаклей, ведь каждый из них совершенно уникален и является этапным в художественной истории театра, но если назвать только один...
И тут я крепко задумался.
«Я разъярен. Пинтер»
«Я разъярен. Пинтер». Такое емкое сообщение мы получили в августе 2007 года после того, как весь Свободный театр вместе со зрителями, среди которых были и дети, был задержан ОМОНом и доставлен в РУВД, где нас продержали до поздней ночи. Тогда театральные деятели всего мира проявили невиданную солидарность, выступая с осуждением происходящего, и присылая нам слова поддержки. Но почему-то больше всего запомнилось вот это одно коротенькое предложение классика театра абсурда. Фраза, достойная Нобелевского лауреата: «Я разъярен. Пинтер». Коротко и по сути.
За эту краткость мне понравился драматург Пинтер и за эту ярость я бесконечно уважаю гражданина Пинтера. Именно по этим причинам еще в 2006 я решил делать спектакль, у которого изначально не было названия.
«Вам нужно внимательнее присмотреться к Пинтеру»
Однажды Наташа Коляда протянула мне сборник пьес Пинтера со словами: «Посмотри, может, что понравится». Ей, в свою очередь, порекомендовал обратить внимание на эти тексты Том Стоппард во время своего визита в Минск в 2005 году: «Вам нужно внимательнее присмотреться к Пинтеру».
В тот же вечер я открыл книгу и прочитал «Горский язык». Пьеса мне не понравилась. «Двадцать минут – слишком коротко для полноформатного спектакля», – безапелляционно резюмировал я и закрыл книгу.
На следующий день я словил себя на ощущении, что этот коротенький текст не отпускает. В нем и сюжета ведь толком нет: солдаты тюрьмы Абу-Грейб пытаются развлечь себя и издеваются над заключенными. И тут я понял: это очень правильно, что накануне пьеса мне «не понравилась». Потому что издевательства, которые в пьесе длятся двадцать минут, но «которые в жизни могут повторяться снова и снова» не должны нравиться. Пьеса написана не для того, чтобы развлекать, а для более серьезной цели – сделать из зрителя молчаливого соучастника преступления. и таким неожиданным, и несколько мучительным, способом вызвать подлинную реакцию, физиологический протест.
Я стал читать остальные пьесы в сборнике. Сложно было остановиться на чем-то одном. Все тексты оттеняли и дополняли друг друга, демонстрируя бесконечные грани насилия – от бытового до межгосударственного.
«Начав, никогда не знаешь, чем кончишь»
«Приоткрывает пропасть, лежащую под суетой повседневности, и вторгается в застенки угнетения», – именно с такой формулировкой Нобелевский комитет присудил Гарольду Пинтеру премию за его драматургию. Вся беларуская действительность была нескончаемой пьесой Пинтера, не нужно и в Стокгольм лететь. Все происходит как в жизни, и люди произносят знакомые слова, но развитие диалога и событий невозможно предсказать. «Пинтеризм» – именно такое определение дадут специалисты уникальной манере драматурга. Для нас это была не литературная категория, а серые будни. Будни страны, в которой ты не можешь говорить что думаешь, но и молчать запрещено. После нашего «изгнания» из бара Граффити (читай материал о спектакле «Психоз 4.48» – прим.ред.) ни о каких альтернативных площадках речи не шло. Мы репетировали в частных квартирах в «хрущевках»; репетировали, в буквальном смысле, шепотом и на цыпочках, ведь слышимость в «хрущевках» такая, что все жители невольно становятся свидетелями физиологических особенностей друг друга. Сейчас даже трудно сказать, сколько «хрущевок» мы сменили в процессе репетиций, всегда на полшага опережая особо бдительных соседей.
Я репетировал сразу несколько текстов, которые объединила проникновенная и парадоксальная Нобелевская речь Пинтера, в которой он честно признается, что не знает, как пишутся пьесы, и понятия не имеет, о чем они. Все, что ему остается, – это следовать за подсказками, которые дают ему персонажи – «начав, никогда не знаешь, чем кончишь». И, при этом, быть гражданином, а это значит, остро реагировать на несправедливость.
Конечно, творческое наследие и гражданская активность Пинтера говорят получше любой речи, но нам его слова были просто необходимы, ведь Свободному театру был только год и нам приходилось многое для себя формулировать и отстаивать. Тут Пинтер пришелся как нельзя кстати – с помощью его Нобелевской речи и фрагментами из пьес, мы, по сути, сформулировали кредо нашего театра. Через его тексты мы пришли к четкому осознанию того, чем и как мы будем заниматься в Свободном театре. Именно поэтому я вставил письма беларуских политзаключенных в коротенькую пьесу «Горский язык».
«Быть Гарольдом Пинтером»
Накануне премьеры мы сидели с Колей и Наташей и думали над названием. Перебирали названия шести пьес, фрагменты из которых я включил в спектакль, пытались вычленить фразы из писем политзаключенных, но что-то всегда ускользало.
– Честно говоря, мне нравится сама фамилия – Пинтер, она как концентрат всего его творчества, – сказал я.
– Быть Гарольдом Пинтером! – тут же подхватил Николай, и попал в десятку.
Более точного названия не придумаешь. Именно про это и был спектакль – как важно быть неравнодушным человеком в любой ситуации. Особенно полезно это «творческим деятелям» – хоть иногда «Быть Гарольдом Пинтером».
Премьеру назначили на седьмое ноября – день октябрьской революции, «кроваво-красный» день календаря. В загородном доме, куда зрителей доставлял автобус из Минска «на частную вечеринку», решили сыграть два спектакля подряд, чтобы наверняка. Сыграли. На следующий день было запланировано еще два спектакля, но сыграть на прежнем месте нам было не суждено: нас уже поджидала милиция, пришлось срочно искать новое место для показа.
В Национальном театре, где «дорабатывала» наша актриса Яна Русакевич, пошли слухи про спектакль.
– Ну что вы там опять натворили? – спросил ее художественный руководитель.
– Играем спектакль про Нобелевского лауреата Гарольда Пинтера, – честно ответила Яна.
– Да, знаю, мальчик такой в очках, с палочкой. Надо же, такой молодой, а уже премию получил, – сказал руководитель, имея в виду Гарри Поттера и его волшебную палочку. «Пинтеризм», одним словом.
С этим спектаклем мы объездили практически весь мир: Стокгольм, Москва, Брюссель, Париж, Лондон, Сидней, Нью-Йорк, Чикаго, сотый спектакль был сыгран в Гонконге в 2011 году. О нем написали практически все ведущие мировые издания. Конечно, когда я делал его в 2006 году, ни о чем таком и подумать не мог. Что нам мир, у нас была куда сложнее задача – выжить дома. Ведь есть слова, которые очень полезно произносить для того, чтобы лучше понять самих себя.
«Что это?» – «Яблоко» – «Хорошо!»
Несмотря на то, что Гарольд Пинтер был патроном нашего театра, безвозмездно отдал нам права на все свои пьесы и всячески поддерживал нас, мы с ним практически не общались из-за его тяжелой болезни. Мы пересекались дважды: один раз в Лидс, где Гарольду присуждали титул почетного доктора наук одного из старейших британских университетов, а второй – во время наших лондонских гастролей в Сохо театре.
Во время первой нашей встречи он не смог посмотреть спектакль, но все же нашел в себе силы ненадолго появиться на пост-шоу дискуссии. Под аплодисменты, опираясь на трость, вошел Пинтер и занял своем место в первом ряду. Наступила тишина и вдруг Гарольд протянул трость по направлению к раздавленному яблоку, которое осталось после спектакля и теперь лежало между нами и зрительным залом, громогласно произнес:
– Что это?
– Яблоко, – честно ответил мы.
– Хорошо! – не растерялся Пинтер. Зал взорвался хохотом.
Дальше мы рассказали о ситуации в Беларуси, в ответ Пинтер рассказал нам о вызовах, которые стоят перед Британией. Завершилось все совместной фотографией.
Второй раз мы увиделись в 2008 лондонском Сохо театре, где играли этот спектакль в течение двух недель. Болезнь Гарольда прогрессировала, на публике он уже не появлялся, но ради нас сделал исключение и пришел на спектакль со своей супругой – леди Антонией Фрейзер.
Можно только догадываться, какие эмоции Гарольд испытывал, глядя на свои глаза, испытующе смотрящие со сцены в зал. И на шесть фрагментов из своих пьес, которые я практически вывернул наизнанку, нарушив все его авторские запреты, ведь все в Британии знают, как ревностно он относился к своим текстам и порой запрещал театрам играть спектакли в самый канун премьеры. Конечно, весь спектакль мы украдкой посматривали на него и его верную спутницу Антонию, которая проплакала практически весь спектакль.
После спектакля, отвечая на бесконечные расспросы журналистов о его впечатлениях об увиденном, Гарольд лаконично ответил, что горд тем, что Свободный театр создал спектакль по его пьесам. И добавил: «Они возвращают театру его предназначение – заставляют зрителей думать и чувствовать».
Вскоре после спектакля они с Антонией уехали. 24 декабря 2008 года Гарольда Пинтера не стало. Как окажется, это был их последний совместный выход в театр. Странное дело, но с человеком, который стал для нас практически собственным «голосом», мы так толком и не пообщались.
«По-моему, я получил Нобелевскую премию»
В наш следующий лондонский приезд в начале декабря 2010 мы получили приглашение встретиться от вдовы Антонии Фрейзер. В тот год она выпустила книгу воспоминаний о своем супруге под названием «Must you go?» («Вы должны уйти?»). Именно эту фразу при первой встрече сказал Гарольд уходящей с вечеринки Антонии – и она осталась. 33 года они прожили вместе. Портреты детей и внуков развешаны по всему их дому. Теперь Гарольд смотрел на нас с портрета в гостиной, где радушно принимала нас блестящая детективная писательница, автор исторических бестселлеров, а также составительница энциклопедии игрушек леди Анония Фрейзер.
«Мы, когда работали, не могли находиться в одном пространстве, прямо как наши канарейки», – улыбнувшись, сказала Антония. – «Поэтому мы работали в разных домах, стараясь не мешать друг другу, и связывались по телефону. Однажды он без предупреждения прислал ко мне своего секретаря, который сообщил, что Гарольд хочет, чтобы я срочно к нему пришла. «Какого черта, если ему надо, пусть позвонит!» – ответила я. Гарольд тут же позвонил и сказал: «Сваливай со своего телефона и срочно иди сюда!» Такого никогда не было, поэтому я подумала, что случилось что-то ужасное. Когда я пришла, он сказал: «По-моему, я получил Нобелевскую премию». Но мы нигде не могли узнать, так ли это. Тогда решили включить телевизор. Сели и стали ожидать хоть какой-то информации. Первое, что нам пришлось посмотреть, – длинную передачу про больных гриппом курочек…».
«Мне рассказали, что по одному телеканалу передали, что Гарольд Пинтер мертв, а затем передумали и сказали: «нет, ему присудили Нобелевскую премию! Вот так я восстал из мертвых!»
Отрывок из Нобелевской речи Пинтера, включенной в спектакль Свободного театра
«Песня на два голоса»
Мы сидели у горящего камина, пили кофе, под ногами блуждал черный кот с белым воротничком по кличке Пласидо, а в большой клетке не унималась золотая канарейка.
– Я с детства держу канареек, – сказала Антония, посмотрев на клетку. – Я всегда давала им полетать по дому, но с появлением Пласидо пришлось запереть их в клетке. Кстати, раньше их было две, но почему-то они не смогли жить вместе и год назад одна канарейка убила другую.
Мы все уставились на весело заливающуюся птичку. Антония положила руку на горло.
– А вы знаете, что у канареек два горла, и поэтому они поют как бы в себя. И если не смотреть на клетку, а только слушать, создается полное ощущение, что их там две.
Антония замерла, теперь мы смотрели на нее, а из клетки явственно доносилась веселая песня двух счастливых канареек.
* * *
«Быть Гарольдом Пинтером» cтал визитной карточкой Свободного театра, Именно этим спектаклем мы закроем двухнедельный фестиваль в Лондоне этой осенью.
«Начинающим режиссерам я настоятельно рекомендую посмотреть этот спектакль», – написал я своей лондонской знакомой.
